(по мотивам аниме: Ergo Proxy, Япония, студия Manglobe, 2006 и Aoi Tamago, Япония, Studio Rikka, 2006)
0.
Мыши самозарождаются из грязного белья и куч прелых листьев. Искусственный интеллект — из обрывков кода и старых комментариев в недрах сборочной машины. Самостоятельная личность системы хранения данных — в ящике с комплектующими на серверной. Хотя на самом деле в ящике с комплектующими, на дне, лежит посеребренная фляга с коньяком, футляр с трубкой и коробочка табака. Марьям бочком, аккуратно, чтобы не испачкаться (хотя где тут испачкаешься — стерильность, как в операционной) пробирается между стойками. Если мне тесно, то ей — наверняка.
Марьям садится на пол, рядом со мной. В общем-то, неудивительно: я притащил из дома цветные подушки, которые раньше валялись на стульях. Но теперь я почти не живу дома: слишком холодно и работы много, проще ночевать здесь. Марьям мерзнет. Она всегда мерзнет. И тоскует по привычным теплым краям. Когда мы еще переписывались (подумать только, шесть лет назад!), она присылала фотки: песок, вода, кусты выше моего роста, апельсины на ветках. Где теперь та вода и те апельсины? От всех кадров осталась одна она, все еще смуглая, пухленькая, крупный тяжелый нос, полные губы, черные кудри, яркие вязаные свитера под лабораторным халатом. Красивая. Марьям говорит: «Саня, дай коньяку?» — она всегда смешно это говорит, получается почти «Санни». «Солнце», значит. Я протягиваю флягу и вспоминаю, как она не верила, что бывает лето длиной в два месяца и зима — длиной в восемь. Я смеюсь: «А не выгонят за пьянство на рабочем месте?» — хотя сам знаю. Не выгонят. Не выгоняют же меня за курение. Док, конечно, тот еще фрукт, других среди старших офицеров не бывает, но не дурак. А значит — понимает, что у людей тоже есть пределы прочности и степень износа.
Пятнадцатиминутный перерыв заканчивается. Марьям теперь снова пойдет к себе, к четырем мониторам и тонне справочных материалов. Я пойду тянуть провода и прозванивать новую линию. Док в последнее время ходит довольный, ему привезли-таки все заказанное оборудование. Значит, у Оле, моего шефа, прибавилось работы, а у меня и Дарины — прибавится мозолей и геморроя. Я встаю, одергиваю комбинезон, особенно осторожно — слева, Марьям следит за моими руками, кладет ладошку мне на грудь, тоже слева, и спрашивает:
— Саня, где проходит граница между человеком и машиной?
— Это всего лишь имплантант, Марьям. Я не знаю.
Чем дальше, тем чаще она спрашивает, хотя я всякий раз отвечаю одно и то же. Сегодня она повторяет:
— Где граница? Где заканчивается человек и начинается машина?
